История с одесскими воробьями: вымирают или нет?

Специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов выяснял, что произошло с одесскими воробьями. Говорит, все с ними плохо. Вымирают серенькие…

БОЛЬШОЙ СКАЧОК

— Так вот же они! — скажет изумленный читатель и махнет неопределенно на окно. — Там, в кущах, чирикают!

Ага! Я тоже так думал. Рассказываю. Ехал я в такси и, как обычно, таксист завел нудный разговор о том, как в СССР все было хорошо и как сейчас все стало плохо. И хорошо бы всех коррупционеров пострелять как в Китае.

А я стал его, как обычно, переубеждать и, как говорил Шолохов, матерно агитировать. Дошел в своей контрпропаганде до китайского Большого скачка и до истребления воробьев, рассказывал о том, как пламенные китайские товарищи перебили в коммунистическом задоре всех пернатых, после чего в их стране начался форменный голод.

— Можно было проехать пол-Китая и не увидеть ни одного воробья! — рассказывал я. — Напоказ выставлялись фотографии с горами мертвых птичек высотой в несколько метров. Потом оказалось, что воробьи — птицы полезные и склевывают всякую вредную букашку. Всевозможная саранча и поедатели зерна расплодились в таком объеме, что за ними сложно было разглядеть, какую именно сельхозкультуру они хомячат в данный момент. От скачков мудрого китайского руководства умерли сотни тысяч, если не миллионы, человек.

Рассказываю об этом и вдруг замечаю, что воробьев-то за окном нету! Ехали мы с Малиновского на Таирова, и ни одного воробья за время поездки не встретилось. Я брови нахмурил: ну, думаю, случайность.

Через пару часов еду обратно. Уже специально смотрю в окно, считаю ворон, вернее воробьев, и понимаю, что считать особенно нечего. Голуби есть. Летают. Срут. Ворон пару штук видел. Даже скворцов, которых раньше в Одессе почти не было, обнаружил. Но воробьев нет. Я смотрел на провода, где они обычно праздно сидели, как нью-йоркские монтажники-высотники на балке, но провода были пусты. И на остановках возле урн не скачут. И «семки» у гопников не выпрашивают.

Смущенный и раздосадованный, я отправился к месту кормежки всякой мелкой твари у нас во дворе. Пожилые кошатницы каждый день выходят во двор и бухают в траву кастрюли с пшенной кашей или скисшими щами, от которых валит жирный запах, к великому неудовольствию мамочек с колясками и к радости всех голубей, крыс и воробьев в округе. Еклмн! Нету их! У меня аж челюсть отвисла.

Голубей целый табор, отталкивают друг друга, бьют крылами, а воробьев нет. Они не купались в пыли, не склоняли набок головы, с любопытством глядя на нас, не чирикали и не дрались за кусок каши.

И тут я подумал, что за выборами, активистами, поливанием нечистотами мы прошляпили что-то очень важное.

Вот тебе и Большой Скачок.

ДЕЙНЕРИС И БРАКОНЬЕРЫ

Я позвонил бывшему директору Национального природного парка «Тузловские лиманы» доктору биологических наук Ивану Русеву. Он взял трубку, но был весьма запыхавшимся.

— Воробьи? Сейчас не могу говорить! У меня тут браконьеры! Хватай его, Саша! Подсекай! Уйдет, сука!

Я вздохнул. Русев мог бы многое рассказать, но гадские браконьеры опять покусились на святое.

Друзья в «Фейсбуке» негодующе фыркнули. Воробьи? Какие воробьи? Всегда были, есть и будут. И досадливо отмахнулись, продолжая спорить, правильно Дейнерис сделала, что сожгла Королевскую гавань или нет. Я загуглил: «Пропали воробьи» — и с ужасом узнал, что в Киеве и Харькове популяции этих птиц резко снизились. И на России тоже. И в Европе. Значит, я не сошел с ума.

ГДЕ ОБЕДАЛ ВОРОБЕЙ?

Я решил наведаться в одесский зоопарк. Где обедал воробей? В зоопарке у зверей. Их там всегда было полно. Я позвонил директору Игорю Белякову.

— Вы не заметили, с воробьями у вас все в порядке?

— С кем? — спросил руководитель.

— С воробьями.

— Ээээээ… А что с ними?

— Их нет.

— Знаете что, приезжайте, спросим у нашего орнитолога.

В кабинете директора висел чей-то портрет. Я пригляделся. Не президент — Уолтер Уайт из сериала «Во все тяжкие».

И вышел из кабинета. Наверное, пошел проверять, действительно ли нет воробьев. Тут занавеска зашевелилась, и высунулось грустная собачья морда. До этого американский бульдог лежал на подоконнике, меланхолично наблюдая за серой задницей слонихи Венди. Самая большая одесситка, по обыкновению, раскачивалась и мерно махала хвостом, повернувшись пятой точкой к кабинету директора. Тяжко вздыхая, пес подошел ко мне и улегся, как бы давая понять, что из кабинета он меня так просто не выпустит. Только с разрешения директора.

Игорь Беляков — пожалуй, самый креативный и веселый руководитель зоопарка в Украине. Он не только сумел изыскать средства для строительства новых вольеров, но и регулярно радует нас клипами и розыгрышами. Первого апреля он надел на своего пса «гриву» и утверждал, что зоопарк приобрел редкостного карликового льва.

Я сидел тихо, пес-лев внимательно смотрел, не шевельнусь ли я, не украду ли портрет Уолтера и не предприму ли попытки к бегству. К счастью, появились запыхавшийся директор и усатый орнитолог. Наверное, обежали весь зоопарк, проверяя наличие воробьев. На лице директора читалось облегчение. Орнитолог чесал затылок:

— Может быть, их стало меньше. Но на сколько? И по какой причине, не совсем понятно. У нас в зоопарке воробьи есть. Встречаемость их вроде обычная.

ПТИЧЬЯ РЕЗЕРВАЦИЯ

— Пойдемте, посмотрим на наше хозяйство, — предложил Беляков. Бульдог, удовлетворенно ворча, снялся со своего поста и ушел на подоконник смотреть на слониху.

Директору доставляло явное удовольствие водить по зоопарку гостей.

— Вот тигры — видите, какой вольер большой? А вот медведи. Туалет видите? Мы построили!

Тигр (или тигрица) лежал на качели под навесом и почивал. Медведица ходила по вольеру с охапкой травы в пасти. Аисты, утки, павлины свободно гуляли по пешеходным дорожкам и клянчили вкусняшку у посетителей.

— Видите, никуда не делись.

Я огляделся. Воробьи были везде. Купались в пыли, для чего вырывали себе целые ванные, колбасились в лужах, сидели у тигриного вольера и втолковывали посетителям, чтобы те были поосторожнее. Только возле загородки с пеликанами воробьев не было. Пеликаны с желтыми глазами и улыбающимся клювами запросто могут сожрать и голубя, и воробья.

Я решил, что зоопарк — это своего рода резервация для воробьев. Испокон веков тут жила популяция воробьев, воруя у животных всяческую снедь. Нужно быть закаленным и умудренным воробьишкой. Знать, к какому зверю можно подкатить, а к какому лучше не надо. Сытая, но и рисковая жизнь. Сюда чужака с той стороны забора, наверное, не пускают.

Заповедник. Если человек тут работает, то он, соответственно, каждый день их видит, и у него не возникает никаких подозрений, что воробей пропал в городе. Снуют же! Галдят! А в остальной Одессе их нетути!

Так куда они все же делись?

Орнитолог

Я решил отправиться на биофак. К орнитологам. По дороге смотрел во все глаза и в районе Ботанического сада увидал что-то мелкое, перепорхнувшее с одной верхушки дерева на другую. Водитель, которому я пожаловался на отсутствие воробьев, сперва веселился, а потом уже озабоченно поглядывал то на небо, то на улицы.

Центральный вход биофака был закрыт. Ремонт. А возле бокового пестрели надписи революционной направленности. «Риволюция!» и «Сациализм». Я вздохнул. Подрастает поколение хунвейбинов. А воробьев нет.

Пришлось ждать возле кабинета декана. Наконец оттуда вышел бородатый человек, которого я на всякий случай спросил, не орнитолог ли он часом?

— Нет, я по морским животным, а что такое?

Я ему пожаловался на нехватку воробьев.

— Да полноте! — сказал он. — Летают и скачут. Вот проблема «вселенцев» гораздо опаснее!

Но я не стал слушать про «вселенцев» и отправился к декану.

— Вениамин Вениаминович тоже не по воробьям! Он по мидиям! — крикнул вдогонку бородач.

Декан Вениамин Заморов удивился.

— Воробьи? — и глянул в окно. — А что с ними?

Выслушав меня, он поднял брови домиком. Я сказал, что проблема существует и в России, и мор докатился до Киева и Харькова. Тогда он решительно сказал:

— Я дам вам номер хорошего орнитолога. Полевого. Который занимается этими проблемами.

Я отправился назад. Водитель (он меня ждал в машине) не на шутку растревожился. Он даже раскрошил свой обеденный бутерброд и насыпал крошек возле дверцы.

— Нету! Одни голуби! — пожаловался он. — Что ученые сказали?

— Говорят, плохо смотрим. Они везде, — мрачно сказал я.

— Скрывают, значит, — трагически констатировал водитель, и я понял, что только что породил еще одну конспирологическую теорию.

Вечером созвонился с орнитологом.

КАК? И ЛАСТОЧКИ?

Возможно, куст перед вашим домом облеплен воробьями, и вы раздраженно хмыкнете, а может, вы, как и я, в течение недели будете озираться по сторонам, разыскивая серо-коричневых птичек. И облегченно вздохнете, когда, наконец, увидите воробья.

Орнитолог Дмитрий Кивганов был непреклонен:

— То, что воробьев стало меньше, это однозначно. Всех причин мы не знаем. Скорее всего, их несколько. В Европе давно идет снижение численности воробья домового. Это тот, который живет в населенных пунктах. Одни говорят, что причина в стрижке газонов. Их стали стричь и истребили насекомых. Но, к примеру, в Великобритании газоны стригут сотни лет, а численность воробьев падает только сейчас.

Есть другая точка зрения. Постепенное изменение климата. Глобальное потепление влияет на кормовую базу. На насекомых. И «потепление» не означает, что тепло всегда. Резкие перепады температуры. Зимой очень холодно. И такие резкие перепады температуры — они губительны для тех насекомых, которые на зиму впадают в спячку. Когда становится тепло, они просыпаются, когда холодает, гибнут.

И еще одна причина. Использование современных стройматериалов. В 1990-е годы активно стали использовать пластиковую вагонку. Ею обшивали балконы. И воробьи находили в ней щели и гнездовались. Сейчас вагонка уже не модна. А в современных материалах гнездо не совьешь. Мне кажется, что тут целый комплекс проблем.

Вот, если обращали внимание, раньше было большое количество городских ласточек. На окнах, подоконниках они лепили себе гнезда. А сейчас их в городе практически нет.

В маленьких городках, селах они остались, а из мегаполисов ушли. И опять-таки причин мы не знаем, — вздыхает Дмитрий.

Так бывает. Что-то, что ты считал вечным, незыблемым и само собой разумеющимся, вдруг исчезает. И на поверку оказывается хрупким, нежным и беззащитным, как птенец воробья в ладони.

Автор — Дмитрий Жогов